— Не могу поверить, что вы нуждаетесь в моей помощи.
— Да я и сам удивляюсь. — Он улыбнулся только уголками губ. — И все же ты даже не представляешь, какую помощь сможешь мне оказать.
Кончиком языка она облизала пересохшие губы.
— Почему именно я?
— Потому что ты очень хочешь, чтобы все поскорее закончилось, и поэтому сделаешь все, как я скажу.
Да, ей не хочется, чтобы этот человек, который называет себя Морганом, был ранен или, что еще хуже, убит, поняла она.
Она откинулась на спинку сиденья. Все это выглядело каким-то безумием. До сих пор она не могла определить, что представляет собой этот сильный, хладнокровный и, вероятно, одинокий человек.
Джина замотала головой, стараясь освободиться от наваждения, граничащего с сумасшествием. Понимая, что это противоречит логике, и несмотря на страх, который продолжал ее преследовать, она решила поступать так, как он ей сказал.
— Хорошо. Что же вы хотите, чтобы я делала?
Запарковав на полупустой автостоянке, расположенной по соседству с комплексом жилых зданий, свою машину, он наклонился и освободил ее от наручников.
Джине пришлось выползать через узкую дверцу. Она заколебалась, подавая ему свою ладошку, которая тут же утонула в его широкой.
Мертвой хваткой он прижал ее к себе, а свободной рукой нежно поглаживал ее локоть. Как ей было приказано, Джина склонила голову на грудь, отчетливо слыша, как бьется его сердце. Ее собственное сердечко предательски трепыхалось совсем рядом с жилистым упругим телом Моргана. Для постороннего взгляда они выглядели как увлеченные друг другом любовники, которые нежно прижимались друг к другу. Именно так и задумывал Морган.
Как все это странно, думала Джина, медленно направляясь с ним к подъезду жилого дома. Ей очень хотелось, чтобы кошмар побыстрее кончился. Главное, ее мучило, что она не добьется ответа на изводящий ее вопрос, никогда не узнает, преступник Морган или нет.
Как только они приблизились к подъезду, Морган, не промолвив ни слова, навалился на нее всем телом, прижав к стене. Выступ облицовки врезался ей в спину, оцарапал кожу. Она бросила на него пугливый, вопросительный взгляд.
— Продолжай притворяться, играй, — скомандовал он сдавленным шепотом.
Когда он опустил голову, Джина посмотрела на него широко открытыми глазами. Она даже представить себе не могла, что за этим последует поцелуй. И поцелуй этот не был сухим, грубым, как наказание. Неожиданно для себя она ощутила нежное прикосновение его рта к своим губам. Его губы прикасались к ее щекам, к шее, к мочке уха… Необычайная деликатность чувствовалась в этом человеке. Во всяком случае так ей показалось. Поразительная ласковость была в его губах, которые блуждали по ее лицу, дразня и возбуждая, причем он обнимал ее так бережно, словно она была самым хрупким созданием в мире. Любая женщина была бы покорена и восхищена этой нежностью.
— Обними меня.
Не раздумывая, она откликнулась на его просьбу. Ее руки обвили его шею.
— Ну же, лапочка. Ты можешь быть еще нежнее, — услышала она его шепот.
Помимо ее воли, трепет желания пробежал по телу. Безумием было отнестись к этому порыву как к реальности, как к сознательному отклику на ласку этого человека.
— Закрой глаза и как можно крепче прижмись ко мне. Сделай это так, словно ты не хочешь меня отпускать.
Автоматически веки ее смежились. Ее руки как нарочно сильнее приклеились к его сухощавому телу. Когда же его губы прикоснулись к ее губам, Джина почувствовала, что мир завертелся перед глазами. Импульсивно ее губы приоткрылись, стали податливыми. Влажный, чуть шершавый язык вторгся в глубину ее рта. Он осторожно касался края ее зубов, как змейка извивался по своду нёба.
Джине показалось, что он пробует ее на вкус. Одной рукой он обнимал ее за шею, а пальцами другой поглаживал под подбородком. Он изменил положение головы, чтобы удобнее было ее целовать, и совершал этот ритуал со всей серьезностью. Внезапно необъятный мир сузился до размеров их тел. Она больше не слышала ни шороха проехавших машин, ни ехидных замечаний прохожих. Джина испытывала небывалое потрясение. Ей казалось, что она была в плену чувств, порожденных этим человеком, заворожена непривычным возбуждением, которое им было вызвано.
До сих пор ее еще никто никогда так не целовал. Поцелуи были такими откровенными, такими жадными, словно он давно не испытывал подобного удовольствия и поэтому не мог оторваться от нее.
И никогда еще ни один человек не вызывал в ней такого яркого чувства, заставляющего пламенеть, терять голову, словно парить над землей. Джина полностью отдавалась переживаниям этого нового ощущения, совершенно забыв о реальности в объятиях сильного, мускулистого тела, в прикосновении мягких, теплых губ, в опьяняющем аромате, исходившем от Моргана.
Внезапно он отпрянул от нее. Сконфуженная Джина открыла глаза для того, чтобы взглянуть в его объятые огнем, ярко блестевшие глаза.
— Ладно. Хватит, — хрипло, но не грубо произнес он.
Слова эти заставили ее посмотреть на окружающее поверх его плеч. Она заметила пожилую пару, выходящую из подъезда и с осуждением смотрящую на них.
Джине стало невыносимо стыдно. Она спрятала пылающие щеки на груди Моргана. Боже правый! Она с трудом сообразила, что вела себя столь неподобающе. Отвечала на его поцелуи, как объятая страстью, умирающая от любви женщина. Позволила этому человеку целовать себя взасос, не сопротивляясь, без единого протестующего жеста, человеку, который терроризировал ее, унижал и удерживал при себе помимо ее воли. И еще радовалась этому. И не только радовалась — наслаждалась.